– В последнее время о сексуальном насилии стали говорить все чаще. Как вы думаете, это связано с тем, что увеличилось количество подобных преступлений, или с тем, что люди перестали молчать?

– Я считаю, что и то, и другое. Увеличилось не количество случаев, увеличился цинизм этих преступлений. Они стали еще более откровенными и наглыми. Недавно к нам поступило уголовное дело из Туркестана. Представьте маленький частный магазинчик – сами понимаете, все продавцы там зависимые. Тем более дело происходит в Туркестане, там немного своя ментальность. Директор этого магазинчика домогался всех продавщиц. Одни девчонки жаловались, другие сдавались под натиском. Потом пришла новенькая девушка, стала работать – хозяин и ее начал домогаться, зажимать-прижимать. Однажды он сделал это прямо под установленной в магазине камерой: начал душить, требовать интима. Она сопротивлялась. Камера это все записала.

– Хозяина магазина наказали?

– Сотрудники полиции и прокуратуры квалифицировали его действия как легкое хулиганство. Какое легкое хулиганство, если у человека даже следы от удушения остались?! Удушение – это первый признак попытки убийства, дело можно так и квалифицировать. Но и это не все. Приехали пять человек, какие-то местные старейшины. И видео отдали не полицейским, а этим самым старейшинам, чтобы они посмотрели. Что за бардак?! Понимаете, как это все нагло делается? К счастью, у нас нашелся волонтер в Туркестанской области, он побежал писать заявления и ходатайства, чтобы дело переквалифицировали.

– Но ведь, насколько я знаю, понятия «домогательство» сейчас в законе нет.

– Закона о домогательстве у нас и правда нет. Мы везде об этом говорим. В принципе, он уже разработан, но никак не заходит в парламент. И я не знаю, пройдет или нет.

– И все-таки, в чем же причины безнаказанности? Почему насилие процветает?

– Честно сказать, это проблема комплексная. Начнем с того, что население не доверяет полиции и правоохранительной системе. Мы изначально боимся подать заявление, потому что не уверены, что наши права будут защищены. Из всех жертв только 10% пойдут в полицию, а значит, в остальных 90% насильник останется безнаказанным.

Второй фактор – это наше общество, которое подвержено страхам, боится уята. Людям стыдно признаться, что в их отношении совершено преступление. И происходит подмена понятий.

– Сейчас открывается большое количество кризисных центров, где помогают жертвам насилия. Есть ли от них хоть какой-то толк? Как обстоят дела на самом деле?

– Давайте по-честному. Да, у нас открывают дома для жертв, какие-то центры. Но кто-нибудь из тех, кто открывает эти центры, создал хоть один центр для потенциальных насильников? Насилие мы лечим тогда, когда насильник уже воспитан, когда он уже зрелый, и изменить его очень сложно. Кто в Казахстане работает с детьми, которые в будущем потенциально могут стать насильниками? Детьми, которые проявляют агрессию уже в первом классе? Такой задачи просто никто не ставит.

И поэтому у нас формируется агрессивное общество, которое растит насильников и помогает жертвам. А должно быть наоборот: мы должны все свое внимание сосредоточить на корне зла, на тех, от кого исходит насилие. Тогда у нас будут результаты. А пока что мы нянчимся с жертвами, хотя им не так надо помогать.

– Но ведь фонд сам помогает жертвам насилия.

– Да, я сама помогаю, но делаю это иначе. Я поднимаю жертву и говорю: «Встала и пошла в суд! Я не буду тут с тобой нянчиться, суп в постель носить. Ты сама пойдешь и защитишь свои права». И когда женщина доходит до суда, когда она в нем побеждает, она себя ощущает совершенно другим человеком. Между женщиной, побитой и изнасилованной, которая пришла ко мне, и женщиной, которая выиграла процесс в суде, огромная разница.

Недавно вынесли приговор по делу девушки, которая, спасаясь от насильников, прыгнула с третьего этажа. Вся страна наблюдала, как она входит в зал суда с высоко поднятой головой, не скрывая ни своего лица, ни своего имени. Понимаете, как это важно? Она показала всей стране, что ни в чем не виновата. Вот так надо бороться с насилием.

– А как же неправительственные организации? От них есть польза?

– Чем занимаются НПО, которые получают достаточно серьезные гранты на исследования? Они говорят: исследования показывают, что казахские женщины признают, что их бьют; казахские женщины согласны, что должны стоять у плиты; столько-то казахских женщин считает, что надо быть домохозяйкой… Кто-нибудь провел хоть одно исследование на тему: какие социальные последствия для нашего государства имеют все формы насилия? Кто-нибудь, хоть одно ведомство, создал департамент по борьбе с сексуальным насилием? Кто-нибудь хоть раз рассказал, что 50% молодых казахстанок страдают психическими расстройствами на фоне пережитого насилия? Никто.

– Недостаток информации в целом сильно ощущается?

– На самом деле наш народ очень голодный в плане информации, особенно в регионах. Когда приезжаешь, очень хорошо это чувствуешь. Вот кажется, что у себя в Нур-Султане и Алматы мы уже провели определенную работу, там очень много активистов, которые каждый день что-то делают, а в регионах этим заниматься практически некому.

– На чем сейчас необходимо сосредоточиться?

– Повторюсь: на формировании ненасильственной среды. Очень многое зависит от воспитательной работы. Если мы сейчас всем обществом начнем действовать сообща и благоразумно, то вырастим поколение детей, для которых агрессия и насилие не будут нормой. А сейчас это, к сожалению, действительно норма.

Автор: Ксения ВИШЕНИНА
Источник: «Экспресс-К»